Dan Meinwald
(MEMENTO
MORI: СМЕРТЬ И ФОТОГРАФИЯ В АМЕРИКЕ 19-ГО ВЕКА)
Перевод
и комментарии: Е.А.
В Америке 19-го столетия все еще сохранялись элементы средневековой традиции, имеющей отношение к акту умирания. Так, по этой традиции умирающий должен был находиться дома, в постели. Как и в любом ритуале, для этого случая были определены необходимые процедуры и распределены роли участников. Главную роль, естественно, играл сам умирающий. Во второстепенных ролях могли быть задействованы не только члены семьи вместе с врачом и нотариусом, но и просто пожелавшие принять участие. Все внимание присутствующих было направлено умирающего, тогда как последний в свою очередь обращал внимание на присутствующих, каждого из которых просили подойти к постели, чтобы попрощаться, дать совет и благословение. Все знали, чего следует ожидать. «Хорошей» смертью считалась та, при которой человек умирал без особенных страданий, успев при этом выполнить все действия ритуального характера, которых требовал обычай. Необходимые ритуалы были закреплены в особого рода документах, носивших название ars moriendi (т. е. «искусство умирать»), которые получили широкое распространение с 15-го века (после того, как появилось книгопечатание) и содержали в себе как текст, так и графические изображения, чтобы удовлетворять запросам как грамотных, так и неграмотных.
Традиционные церемонии, сопутствующие акту умирания, продолжали свое существование еще и в 20-м столетии (судя по одному из эпизодов автобиографической, в принципе, повести Мустая Карима «Долгое-долгое детство», в башкирских деревнях первой половины 20-го века в дом к умирающему приходило изрядное количество людей, каждому из которых «виновник торжества» что-то такое советовал или дарил).
Но на примере сцены смерти маленькой Евы – а это лишь один из многих подобных эпизодов, включенных в произведения европейской и американской литературы – можно судить о том, что символическое наполнение образа постели умирающего и всего, что было с ним связано, в 19-ом веке приобрело новое значение: смерть была больше не общественным событием, но глубоко личным, имеющим отношение лишь к ближайшим друзьям и родственникам умирающего. С сужением круга людей, которых каким-то образом касалась смерть человека, до размера семьи, значение акта прощания росло.
Литературные произведения являются отнюдь не единственным источником, из которого можно почерпнуть сведения о важности указанного события; подтверждения этому можно обнаружить в переписке простых людей того времени. Смерть в одиночестве представлялась своего рода трагедией. Позволение присутствовать у постели умирающего было своего рода честью, а невозможность посетить готовящегося отойти в мир иной близкого человека считалась большим несчастьем. Для родственников, которые не смогли прийти к умирающему, значительный интерес представляли описания того, как все происходило. Так, например, в письме, датированном 1855 г., А. Дж. Хэйтер из графства Селайн, штат Миссури, пишет матери, чтобы узнать у нее, как умер его отец.
Снова мое примечание: злосчастное письмо написано черт знает с какими ошибками и вообще без знаков препинания (даже без точек) и представляет собой поток сознания, поэтому в точности перевода я не уверена, да и всего великолепия оригинала у меня передать не получиццо.
«Мама я хотел бы знать правда ли он примирился с неизбежным уходом Джозеф так и не смог сказать мне да или нет ты попроси А. написать мне и дать мне знать все насчет этого мне будет легче если я буду знать что он совершенно примирился с тем что должен уйти мама если он был готов уйти то как приятно было думать об этом ему самому и его всем его детям».
«Хорошая» смерть не только приносила облегчение тем, кто присутствовал при ней, она также служила потенциальным источником вдохновения, кроме того, умирающий подавал своим поведением пример присутствующим. Если о спокойном и гармоничном переходе в иной мир было «приятно думать», то лицезрение смерти «в радости» являлось поводом для всяческих восторгов. Примером тому может служить письмо от 1838 года, написанного Джоном и Рейчел Риккетс из графства Фрэнклин, Индиана, к их брату по случаю смерти их матери:
И вновь мы имеем письмо с ошибками и без знаков препинании, зато с заглавными буквами где надо и где не надо. В этом, правда, проще разобраться, чем в предыдущем, потому что Джон и Рейчел, в отличие от А. Дж. Хейтера, знали о таком знаке препинания, как точка.
«Я рад сообщить тебе что она покинула мир в триумфе веры, в ее последние минуты Джесс и я Спели несколько наших любимых гимнов и Она Всплеснула руками и вскричала восхваляя господа и до самого конца оставалась в сознании по какой причине мы испытывали чувство Облегчения потому что Видели что она была счастлива. Мы так рады, что она покинула этот мир счастливой».
Фотографий, на которых изображены умирающие, а не уже умершие люди, очень немного. Снимки, на которых запечатлены тяжело заболевшие, были немного более распространены, но все равно они встречаются настолько редко, что создается впечатление, что их делали лишь в том случае, если больные были не в силах или не изъявляли желания вставать с постели. Такие фотографии не передавали того комплекса чувств, который был связан с изображением умершего человека.
Сцены смерти со всей присущей им эмоциональной остротой были представлены в живописи, литературе и скульптуре 19-го столетия. Неудивительно, что они стали объектом для изображения на фотографиях postmortem, на которых умершие люди были изображены лежащими в кровати – или на диване в гостиной – в присутствии одного или нескольких человек. Хотя снимкам недоставало художественной выразительности живописи, в них было заключено представление о том, что человек и после смерти оставался в кругу своей семьи, как в буквальном, так и в символическом плане.
Для фотографа было трудно передать трагическое содержание сцены смерти так ярко, как оно было передано в произведениях искусства и литературы. Тем не менее, такие фотографические снимки иногда использовались в художественных целях; по крайней мере, хорошо известен один подобный случай. В 1858 году английский фотограф Генри Пич Робинсон сфотографировал умирающую девушку в присутствии ее семьи (знаменитый снимок получил название Fading Away, в России он известен под названием «Затухание жизни»). Репродукции фотографии получили распространение в Америке через год после создания снимка.
Помимо его художественных достоинств, снимок Робинсона представляет интерес из-за критики, которой фотография подверглась на родине ее автора (никаких сведений о том, какой была на нее реакция в США, нет). Претензии к автору снимка были предъявлены по той причине, что эта фотография по своей сути, по мнению общественности, представляла собой вмешательство в частную жизнь. Такое отношение к снимку было обусловлено тем, что фотографии postmortem предназначались исключительно для членов семьи усопшего. Картины на ту же тематику были предназначены для широкой публики: художник пытался передать комплекс чувств, которые были присущи всем. Фотография же служила для передачи отношения конкретной семьи к факту смерти родственника, именно поэтому творение Робинсона вызвало такую волну критики, несмотря на то, что в роли членов семьи были сняты нанятые для этой цели актеры.
Собственно вот так и выглядел скандальный снимок, сделанный мистером Робинсоном, объектом для него фотограф избрал типа умирающую от туберкулеза девушку и скорбящих членов ее семьи. Ну мы-то знаем, что на самом деле девушка была здоровая, как лось, и умирать в ближайшем будущем не собиралась; автор как-то обмолвился, что в том числе «фотография была сделана для того, чтобы продемонстрировать, как здоровой четырнадцатилетней девочке можно придать вид умирающей» (Ferdinand Protsman, “The Picture of Health”), а «члены семьи» не скорбели и вовсе не приходились друг другу родственниками. Я не знаю, были ли они вообще друг с другом знакомы: фотокартина была напечатана с пяти негативов (так называемая комбинированная съемка), т. е. сцену снимали не целиком, а собрали из кусочков (и все без помощи «Фотошопа»). Один из критиков отметил, что Робинсон решил обогатиться на изображении «наиболее болезненных переживаний, которые только могут испытывать люди», но Робинсона он, как и прочие, обвинил в общем-то зря, поскольку фотография была постановочной и ничьих чувств не затрагивала. Зато «Fading Away” привлекла внимание принца Альберта, он приобрел ее копию и впоследствии заказал еще ряд снимков за авторством Робинсона.
Пара слов о фотографе: Генри Пич Робинсон (1830 – 1901) начал свою трудовую деятельность с торговли книгами, в 1852 обратился к живописи и фотографии (при этом на его творчество значительно повлияли работы прерафаэлитов), стал автором ряда сочинений по теории фотографии (если кто заинтересовался, то его статью о комбинированной съемке можно прочитать вот тут http://albumen.stanford.edu/library/c19/robinson.html ) и в 1870 году был избран вице-президентом Королевского общества фотографии.
Впрочем, отношение общества к графическим изображениям, на которых была запечатлена смерть какого-либо достаточно известного лица, было совершенно иным. Смерть значительного и знаменитого человека была событием, которое касалось всего общества, этому в том числе способствовало широкое распространение литографий с изображением усопшего. Услуги фотографов в этом случае оставались невостребованными, им не предоставлялась возможность сфотографировать недавно умершего известного человека в кругу родственников и ближайших друзей. Но даже если у фотографов и была бы такая возможность, снимки скорее всего не удовлетворяли бы эстетическим запросам публики; литография позволяла гораздо больший простор для создания необходимого драматического напряжения, в случае необходимости художник имел возможность погрешить против истины и дорисовать то, что, по его мнению, добавило бы изображению выразительности и оправдало бы ожидания публики.
Существовали каноны, по которым создавались литографии такого рода, изображенные на них сцены практически не отличались друг от друга (разве что в деталях). Это легко продемонстрировать, сравнив литографии, на которых изображены сцены смерти президентов США. Каждая из них похожа на остальные. На всех литографиях умирающий показан в последние минуты его жизни, рядом с ним находятся члены Кабинета президента и другие люди, которые так или иначе были связаны с усопшим. Почти никакого значения не имело то, на самом ли деле все эти люди были свидетелями кончины президента и находились рядом с ним в одно и то же время. Важно было то, что с помощью литографии было возможно продемонстрировать связь умершего с изображенными рядом с ним людьми.
В качестве примера можно привести выполненную сотрудниками фирмы Currier & Ives литографию, на которой была изображена сцена смерти президента США Линкольна. Литография была опубликована в 1865 году (т. е. в год смерти президента), на ней была запечатлена просторная комната, в которой скопилось множество людей.
На самом деле комната (спальня в доме, где проживали актеры, располагавшаяся через улицу от театра Форда), в которой умер Линкольн, была очень маленькой. Хотя в ночь после убийства Линкольна ее посетили примерно девяносто человек, в одно и то же время в ней могла находиться только малая часть от общего числа посетителей.
Создатели литографии не только преувеличили число присутствовавших при смерти Линкольна, но также изобразили людей, которых там не было вовсе (например, Тэда Линкольна, младшего сына президента, или Сэлмона Портлэнда Чейза, который в то время занимал пост Верховного судьи США), и тех, кто оставался рядом с телом президента в течение очень короткого промежутка времени (вроде вице-президента Эндрю Джонсона). Миссис Линкольн тоже изображена на фотографии, хотя она не была рядом с мужем в последние минуты его жизни: ее вывели прочь, пытаясь уберечь от страшного зрелища.
Набор правил, по которому была создана литография, был далеко не нов. В большинстве деталей литография повторяет средневековые европейские изображения смерти Девы Марии, которую всегда писали в окружении учеников Христа. Литография, на которой была запечатлена «мученическая смерть президента Линкольна» является вариацией на тему сцены смерти Марии, разве что ученики Христа были заменены на членов Кабинета президента. Разверзшихся небес, которые присутствовали на изображениях смерти Святой Девы, на литографии, конечно, не было (впрочем, мотив вознесения Линкольна на небеса появился в широко распространенной в народе гравюре, только в раю его встречал не Иисус Христос, а Джордж Вашингтон).
Литографии, на которых была запечатлена смерть хорошо известных людей, по своей сути имеют двойственную природу. С одной стороны, они получили широкое распространение, сделав тем самым смерть человека явлением, которое затрагивает всех без исключения членов общества, что было одной из важнейших особенностей восприятия смерти в традиционном обществе. С другой стороны, эти литографии удовлетворяли условиям восприятия смерти в обществе 19-го века, в котором факт смерти человека затрагивал лишь членов его семьи, только вот семья в этом случае разрасталась до невероятных размеров, включая в себя не только лиц, изображенных на литографии, но и – благодаря широкому распространению изображения – тысячи тех, кому удалось ее увидеть.