КОШМАРИК.

Dolly Bunch

 

        Истошно выли трубы, оглушительно били барабаны и звенели бубны. Темноту зала нарезали ломтями острые лучи прожекторов, разноцветный искристый туман наползал от сцены, поднимался над зрительским залом.

        На сцене скакали и голосили. Патлатый юноша с двойным подбородком, одетый в золотой длиннополый фрак поверх красной майки и короткие обтягивающие шорты лупил свёрнутой газетой второго. Второй - мужчина постарше, с короткими блестящими волосами, зачёсанными на лоб, нарочито сутулый, в широких  штанах, натянутых едва ли не по грудь, неуклюже уворачивался. Он улыбался в зал, глубоко закусив нижнюю губу по-лошадиному длинными зубами, двигал бровями... Получив очередной удар, он хватался за ягодицы, словно боясь, что они отвалятся. И визгливо смеялся, очевидно, наслаждаясь происходящим.

        Взрывы смеха, оскаленные влажные зубы, запрокинутые головы - публика ликовала.

        Не пошевелиться, не спрятаться от музыкального грохота, не закрыть глаза. Барабанный бой пульсирующей болью отзывается в затылке... Добрые люди сказали, что она не умеет веселиться. Добрые люди взялись научить.

        Сосед хлопнул её по плечу, притянул к себе. Сказочница отшатнулась, насколько  могла, безумным взглядом уставилась в его лицо - перекошенное счастьем,  слепое. В уголках его глаз блестели слезы смеха - цветные от мелькающих огней.

        - Во дают! - счастливо проревел сосед.

        От невозможности сбросить его руку, потную и горячую, было больно почти так же, как от происходящего на сцене. 

        - Ты смешон! - взвизгнул юноша в золотом фраке.

        - Ты смешон - это хорошо! - подхватил раскачивающийся в экстазе хор. Колыхались длинные красные одеяния, округлялись алые рты.

        На сцену, робко улыбаясь и щурясь на свет, вышла полная пожилая женщина. Она нелепо подёргивалась, стараясь попасть в рваный ритм оглушительной музыки.

        - Пенсионерка Ариадна Мартыновна 68-ми лет попробует рассмешить нас эротическими частушками собственного сочинения! - возвестил юноша и пошёл вокруг неё вприсядку. Второй наступил на длинную фалду его фрака, юноша уткнулся носом в колени пенсионерки, едва не стянув с неё юбку, а толпа зрителей восхищённо завопила.

        Большее восхищение, чем эротические частушки вызвал только старик, под гитару спевший рецепт куриного супа:  у  старика забавно тряслась голова и дёргался глаз.

        - Мясо от костей отдели! - вдохновенно подпевал хор.

        Молодой человек, выбравшийся на сцену из зрительного зала, имбецильно  выкатывая глаза и коверкая слова, запел Старую Песню.

        - Посмотри на меня! - выкрикнул кто-то из хора.

        Молодой человек сбился и как-то потерянно, раскрыв рот, начал высматривать окликнувшего под улюлюканье толпы.

        - Это я! - проорал другой голос из хора. - Я красный многочлен!

        Молодой человек радостно захохотал и захлопал в ладоши.

        Зрители повскакивали со своих мест и аплодировали стоя, топали и кричали.

        На месте осталась только Сказочница:  запястья надёжно привязаны шёлковым шнурком  к подлокотникам кресла. Не вырваться.

        Безобразные картинки, убитые слова, счастливые до безумия люди проносились перед глазами смазанным цветным вихрем, музыка оглушала. Одно было хорошо: за общим ужасом деталей было не уже не разглядеть. Но бороться с подступающей дурнотой становилось  всё труднее, и сознание отчаянно пыталось вырываться за пределы пёстрой круговерти чужого веселья.

        - Большую утку! Время Большой утки! - скандировала толпа.

        - Большую утку! - отозвался хор.

        Откуда-то из оркестровой ямы в потолок ударили струи фейерверка.

        Когда огонь спал, на сцену вытолкнули высокого человека в простой тёмной одежде. Не устояв на ногах, он упал на колени, так и замер, некрасиво, устало сгорбившись.

        Толпа одобрительно взвыла.

        Он так и не поднялся, лишь выпрямился, откидывая с нестарого совсем лица длинные, спутанные волосы.

        Руки его сковывала тяжелая золотая цепь, на тыльной стороне ладоней и запястьях бурой коркой засохла кровь. Разбитые губы кривились в болезненной горькой усмешке, но светлые глаза его как-то отстранённо смотрели в зал, поверх голов зрителей, будто происходящее мало волновало его.

        Сказочница дёрнулась, сжав кулаки, подалась вперёд, не замечая, что по лицу уже давно текут бессильные злые слёзы.

        - Нам посчастливилось заполучить очень ценного исполнителя! - воскликнул  ведущий с лошадиными зубами. - Некоторые люди считают его мудрецом и мастером слова, а сегодня мы попросим его спеть для нас!

        - Просим! - зашлась жадным ликованием толпа.

        ... Она готова была не отвести взгляд, хотя перед глазами всё мутилось и плыло.

        Она ждала чего угодно: гордого отказа и новых унижений или Настоящей Песни, оборванной на полуслове, жестокой гневной правды, выкрикнутой в зал. Но никак не того, что последовало дальше.

        Человек обвёл взгляд бесстрастным потухшим взглядом и запел кривую похабную песенку:

Ах ему, ах ему девка говорила...

        Люди радостно, многоголосо подпевали, размазывая грубые нехитрые слова...

 

        Проснулась Сказочница от собственного крика. Рывком села в постели и долго разглядывала в полумраке запястья - на них медленно меркли следы шелковых верёвок. Кошмар, всего лишь до ужаса реальный кошмар.

        Но мы ведь сами выбираем, в какой реальности жить? Верно?

 

 

:: Вернуться в раздел ::

 

:: Отозваться в гостевой ::

 

 

 

Используются технологии uCoz